Дядя подхватил мать, закружил по комнате. Вдруг посадил меня на одно плечо, сестренку на другое и зашагал, стуча тяжелыми сапожищами.
— Раз, два, три! Раз, два, три!..
Как-то вечером в субботу отец стал приглашать дядю ловить рыбу на реку Бейсуг.
— Сейчас не военное время, когда рады были вытащить из маленькой лужи окуней,- заявил дядя.- Нет, ты мне подай сома!..
— Сома не могу обещать,- ответил отец,- но если ты мастер по рыбной ловле, то можешь выловить щуку на десять кило, сазана кило на пять, карпа на шесть-семь! И напрасно обозвал наш Бейсуг лужей!
— Нет,- сказал дядя Ваня,- я хочу вас угостить сомятиной. Едем на Дон, а завтра вечером вернемся в Тихорецк.
— От Тихорецка до Ростова больше двухсот километров! — ужаснулась мать.
— Я эту дорогу знаю прекрасно,- не отступал дядя Ваня,- «Победа» моя в порядке! На Дону моторная лодка хранится у сторожа на пристани. А снасти у меня какие! На сомов, на чебака и на судака! В этом году я уже ездил на рыбную ловлю: какие добрые сомы там водятся! Собирайся!
Отец умолял взглядом мать, а она повернулась и ушла на кухню, зная, что не сможет отговорить его от рыбной ловли.
Дядя Ваня вышел на двор и стал проверять мотор своей «Победы».
Я подошел к нему и спросил:
— Дядя Ваня, а мне можно с вами поехать? Я окуней по полкило вытаскивал. Дядя засмеялся.
— Раз ловил окуней, значит у тебя есть квалификация. Берн удочки!
— Не утонул бы он в твоем страшном Дону,- сказала мать, услышав команду дяди.
— Наш Дон не страшный! — воскликнул дядя.- Это водная артерия, соединяющая Черное море через Волгу с Балтийским и Каспийским. А за племянника ручаюсь головой: вернется верхом на соме!
— Ну тебя! — улыбнулась мать.
Я накопал червей, взял коробочку с крючками, лесками, грузилом, блеснами и короткую бамбуковую двухколенную удочку…
Дядя Ваня повел машину с такой скоростью, что через три часа мы приехали к донской пристани.
Над водой поднимался легкий вечерний туман, противоположный берег лежал в лиловой дымке, и над широким, спокойным Доном, издавна прозванным тихим, зажглась первая зеленоватая звезда.
Дядя Ваня сдал машину на хранение сторожу, отсчитал деньги на бензин и масло для обратного рейса и стал собирать свои снасти на сомов: большие, кованые, отполированные крючки с острым-преострым жалом; плетеные шнуры, навощенные какой-то мазью для того, чтобы они не путались, не крутились, а ложились ровно; три бамбуковых удилища с проходными кольцами и небольшими катушками, на которых было намотано очень много тонкой, крепкой лески. Одну такую удочку, поменьше, дядя Ваня дал мне, сказав:
— Дарю тебе! Лови на нее рыбу, обтирай после каждой рыбалки, а катушку смазывай!
Отец выгрузил из машины снасти, провизию, одежду и перетащил в лодку. Дядя пошептался со сторожем, тот передал ему пакет, перетянутый бечевкой.
— Для себя, Иван Петрович, готовил. Но раз вы приехали, удружу!..
— Спасибо, приеду, рассчитаюсь рыбой,- ответил дядя и прыгнул в лодку.
Он завел мотор, послушал его работу, улыбнулся и скомандовал:
— Отваливаем!
Лодка сделала полукруг и стрелой полетела из городского плеса на простор. Когда скрылся из виду город и мы промчались мимо поселков, раскинутых на берегах, дядя Ваня направил лодку к луговой стороне.
Не доезжая до берега метров двадцать, он выключил мотор, и лодка с ходу врезалась в песок
Дядя Ваня толстой веревкой привязал ее к старой ветле и сказал мне:
— Пошли червей копать!
На носу лодки, за металлическими задвижками, была прикреплена окрашенная в зеленую краску легкая хорошо отточенная лопата.
Вытащив ее, я сказал на берегу:
— Дядя Ваня, я столько червей в Тихорецке накопал! Зачем? же ещё?
— Молодец, что запасливый, но мы сейчас будем особенных червей копать: на донскую рыбу!
— И на сомов?
— Видишь ли, у каждой рыбы свой вкус. Мелкий сом берет этих червей, ну, а на крупного у меня особенная насадка.
— Черви особенные, сомовая насадка особенная,- удивленно проговорил я.- А какая это она, ваша особенная, покажете?
— Покажу!
И он грузно налег на лопату, вырезая влажные дернины и отбрасывая их в сторону. Я клал в ведерко невиданных мною зеленых, толстых червей. Дядя Ваня копал и рассказывал, что этих червей любит лещ, сазан, иногда судак…
Мы въехали в устье Дона. Отсюда не было видно берегов. Дон был огромный, как море, хотя дядя Ваня и говорил, что до моря еще далеко. Я с опаской смотрел на эти воды. Вдруг нагрянет буря. Куда мы денемся в небольшой лодке? Я пожалел, что мы не уговорили дядю поехать на наш любимый Бейсуг. Там от берега до берега можно рукой достать! И разве щука или карп плохие рыбы?
Пока я об этом думал, дядя что-то рассматривал на глади воды, примечал бурунчики над ямами и неожиданно скомандовал отцу:
— Бросай якорь! Здесь хороший омут.
Мотор заглох, и лодка тихо покачивалась на еле заметных волнах. Отец и дядя Ваня стали снаряжать удочки. Я открыл свою баночку с рыболовными принадлежностями. Одна из блесен на стальном поводке и на капроновой леске вывалилась за борт. Распутывая лески, я невольно подергивал и не заметил, как блесна стала кувыркаться в воде.
Вдруг я ощутил, что кто-то с силой выдергивает из моих рук леску. Я перехватил ее и почувствовал, что за бортом ходит сильная рыба.
Сказав об этом отцу и дяде, стал торопливо выбирать леску, она чуть подалась и остановилась, словно зацепилась за корягу.
Отец перешагнул через скамейку и ухватился за мою леску.
— Что насаживал? — спросил дядя Ваня.
— Там только одна блесна на поводке,- ответил я.
— Значит, судак! — авторитетно объявил дядя Ваня.- Подводи!
— Раз я поймал, должен и вытащить рыбу! — взмолился я.
— Бери! — согласился отец, передавая мне комок перепутанных лесок.
Я порывистым движением схватил все лески и дернул на себя. Руки мои почувствовали сильное сопротивление: кто-то там, в черной донской глубине, упирался.
Я потянул сильнее. Руки у меня дрожали, пальцы немели. Это ведь не окунь, а настоящий донской судак, или, как называют его в Тихорецке, сула.
Судак из придонной глубины рванул у меня леску так, что я подался вперед. Прикусив губы, я рванул в свою очередь.
— Не торопись! — услышал я спокойный голос отца.
Я крепче зажал комок лесок и потянул настойчивее. Судак подался, но сейчас же потянул назад.
У меня еще сильнее запрыгали пальцы, леска стала скользить. Шутка ли сказать, я впервые поймал судака, а вот как его вытащить, не знаю!
К счастью, судак скоро утомился и метр за метром стал подходить к лодке. Вот он оказался около борта, и тут же дядя Ваня ловко подхватил его подсачком.
Большая рыба забилась на дне лодки. На ее чешуе с капельками воды заиграл голубой свет луны.
— Вот это улов! — радостно воскликнул отец, беря судака в руки и вытаскивая блесну.- Добрых четыре кило! Молодец!
Я отдохнул, потом привязал к подаренной мне удочке, на ее тоненькую капроновую леску, самый лучший крючок, насадил штук пять красных червей и закинул приманку с тяжелым свинцовым грузом на дно.
Дядя Ваня показал, как нужно ставить катушку на тормоз. После этого снарядил мою тихорецкую удочку и тоже отправил насадку на дно.
Отец с дядей тоже забросили донки, наживив их зелеными червями. Сомовые снасти снаряжал сам дядя, груз у них был тяжелый, червей он нанизывал помногу. Вот он взялся за последний сомовий крючок, который был подвязан не на шнуре, а на веревке толщиной с палец. Завязав веревку за скамейку, дядя вытащил пакет, переданный ему сторожем пристани, и развернул его.
— Что это за приманка? — спросил я.
— Вот это и есть сомовья, особенная,- усмехнулся дядя.
— Чем же она особенная?
— Галочье мясо! — ответил дядя.
— Нет, ты, Иван, объясни толком,- вмешался отец.
— Говорю вам, что это настоящая галка, зажаренная в пере. Такую закуску обожают сомы! — Он насадил комок птичьего мяса на крючок, размахнулся и забросил с грузом в бурлящий омут.
Но рыба не брала ни у меня, ни у отца, ни у дяди! Спускалась ночь, подул холодный ветер, зарябил воду. Где-то далеко-далеко закрякали утки, потом над нами низко пролетел табунок чирят, со свистом прорезая воздух. Близко всплеснулась рыба, потом вторая, и неожиданно за омутом заходили волны и качнули лодку.
— Слышишь, их степенства, сомы, выходят! — тихо проговорил дядя.
И опять все замолкло, угомонился и ветер, только лодка чуть покачивалась на широкой глади Дона.
Меня стало клонить ко сну, но вдруг загремел тормоз на моей новой удочке. Я вздрогнул и схватил ее. Какая-то рыба сматывала мою леску, уходя в темную глубь реки.
— Придержи катушку! — скомандовал дядя.- Останови рыбу!
Я обхватил рукой катушку, но леска так и рвалась, конец удилища сгибался к воде! Боясь выпустить добычу, я спустил немного лески.
— Наматывай! — воскликнул дядя, хватая подсачек.
Я успокаивал себя: «Один судак есть! Если второй сорвется, не будет беды!»
Рыба сначала покорно шла к лодке, потом вдруг рванулась и потянула в сторону. Я ослабил катушку, леска смоталась метров пять и остановилась. Я стал наматывать снасть на катушку — рыба без сопротивления двигалась к лодке.
— Да это чебак! — воскликнул дядя Ваня.
— По-твоему чебак, а по-нашему лещ,- поправил его отец.
— Все равно это рыба! — сказал я волнуясь.
Широкий бронзовый лещ плашмя подходил к лодке.
Я стал медленно поднимать конец удилища, а дядя подхватил добычу в подсачек. Лещ забился только в лодке, и отец осветил его фонариком.
— Не меньше судака! — заявил он.- Смотри, Иван, сынишка дает нам фору!
— Цыплят по осени считают,- ответил дядя,- а рыбу после зари взвешивают. А вот что с нами добрый рыбак сидит, это верно!
Я снова нанизал на крючок кучу красных червей и закинул его в воду.
И опять тишина, баюкающие всплески волн. Я не в силах был бороться с одолевающим меня сном. Постлав свой пиджачок, растянулся на дне лодки, а дядя заботливо укрыл меня своей кавказской буркой.
— Поспи! — сказал он.- Мы с отцом посмотрим за твоими удочками!
Я открыл глаза, когда небо светлело. О борта лодки бились легкие волны, поднятые предутренним ветерком. Над головой кружились белокрылые крикливые чайки, стороной прошли кряковые утки. Где-то в туманной дали утра свистели кулики. Отец и дядя с напряжением следили за лесками. В лодке рядом с моей добычей лежали еще два крупных леща, один соменок кило на три и судак поменьше моего.
— Ну, рыбак,- сказал дядя Ваня, заметив что я проснулся,- дела наши неважные: нет сомов! Вставай завтракать!
Отец разложил на скамейке закуску, вынул из рюкзака термос. Мы выпили по стакану горячего чаю, поели пирожков и стали осматривать снасти.
Ветер усилился, небо стало сумрачным, словно надвигалась туча, хотя ее не было видно. У отца и дяди стали брать лещи.
— Косяк лещовый подошел! — поговаривал дядя, орудуя подсачком. Лови, пока ловится!
Мы с азартом вытаскивали лещей. Но этот клев так же неожиданно кончился, как и начался.
— На нас и этого хватит. Теперь хоть не стыдно сестре на глаза показаться! — успокаивал себя дядя, но я знал, что он не оставил своей мечты о сомах: и дорогой в машине и на лодке он все время твердил только о сомах. Мне казалось, что и к нам в Тихорецк он заехал не только, чтоб навестить родственников, но и чтобы пригласить моего отца, заядлого рыболова, на ловлю сомов. И сторожа на пристани заранее предупредил, и тот приготовил ему жареную галку.
Но сомов не было! Они не брали никакие приманки! «Их степенства» отбыли из омута! А было предрассветное время — самый сомовий клев!
А тут еще отец подзадорил дядю:
— Тащились за две сотни километров, а где твои сомы?
— Не пойму!..- упавшим голосом проговорил наш полковник.- Подождите-ка! — Он ухватился рукой за сомовий шнур и сильно засек и вытащил соменка килограммов на шесть.- А это тебе не добыча? Нет, брат, сом должен брать! — уверенно сказал он.- Должен!
Заходил шнур у отца, который минут пять боролся с сомом. Тот рвал снасть, раза два показывался на поверхности, пений воду, разбрасывая брызги. Все-таки отец подтянул его к лодке и вытащил с помощью дяди. Сом был больше метра длиной!
— Ну, чья правда? — торжествовал дядя.- Вот тебе и сомы? Отец широко улыбнулся.
— Я этот омут знаю! — уверял дядя.- Пятый раз здесь рыбачу. Один донской казак, старый рыболов, мне указал эту яму. Рассказывал, после войны здесь морские мины расстреливались…
Тут вдруг напружинился, чуть накренив лодку, шнур с насадкой из галочьего мяса.
— Выбирай удочки! — скомандовал дядя.- Большой взял, все запутает.
Мы быстро смотали шнуры и стали следить за дядей. Сом упорно и быстро забирал шнур. У ног дяди оставалось только несколько кругов снасти, и он крикнул отцу:
— Срежь крючки, подвяжи конец к моему шнуру! Пока не утомим сома, его не взять! Это не пудовик, а сомовый староста!
Отец выбрал шнур покрепче и морским узлом подвязал к бечеве. И во-время! Узел подвязанного шнура сразу ушел в воду. Когда сом остановился, дядя стал подтягивать его к лодке. Сом чуть подался, а потом так рванул, что шнур вылетел из рук дяди, и он подхватил его за бортом. Снова дядя с силой потянул на себя снасть, но рыба не подчинилась ему.
— Ну и чертяга! — хрипло обругался дядя.
— Ой, порвет снасть! — крикнул я.
Все мы с опаской следили за шнуром. Крепкая веревка натянулась струной, но сом уже шел легче. Вот показался узел, завязанный отцом.
Внезапно недалеко от лодки появилась громадная черная голова и два длинных белесых уса. Хищник взметнул хвостом, обрушив на лодку волну. Мы невольно подались к борту, и волна перекатилась через нас.
Вырвав у дяди шнур, сом резко пошел вглубь.
— Вычерпывай! — закричал дядя, шаря руками в воде и вытаскивая из-под скамейки ведро.- Быстрей!
Еще один такой удар хвостом, и наша моторка пошла бы на дно!
Я стал черпать ведром воду, отбрасывая днищем всплывших вверх брюхами лещей, но двое, из них и сазан, очутившись в воде, ожили. Они плавали, обходя мой пиджачок, дядину бурку и отцовскую куртку.
— Видели? — с восхищением воскликнул дядя, поймав, наконец, шнур,- пуда на три будет!
Утянув метров сто шнура, сом остановился…
Из-за Дона блеснули малиновые лучи солнца. Вдали вырисовывались вершины прибрежных деревьев. Через Дон с граем летели вороны, грузно взмахивая крыльями. — Что же дальше делать? — спросил отец.
— Бери весла и греби к берегу, я нарощу шнур,- ответил дядя, взглянув на мотор.- Лодку сейчас не заведешь — в моторе вода.
Отец вставил в уключины весла, я поднял якорь со дна, и мы медленно стали двигаться к луговому берегу.
Когда снасть натянулась, сом покорно потянулся за кормой. Я уже видел камыши, различал на берегу строения, но сом снова так рванул, что лодка пошла боком в сторону города.
— Ого! Глядишь без мотора скоро в Ростове будем! — проговорил дядя, наматывая шнур на руку. — Греби, греби! — командовал он.
Но как отец ни напрягался, он был не в силах повернуть сома обратно. Лодка медленно двигалась в том же направлении.
— Вот леший! — воскликнул отец, смахивая рукавом пот с лица.
— Греби! — торопил его дядя.
Минут двадцать сом тащил нашу лодку против течения, наконец, угомонился, подчиняясь воле отца. Мы двинулись к берегу. Дядя высмотрел песчаную отмель и показал на нее:
— Причаливай вон туда и бери топор! Я подведу сома к борту, бей чуть выше хвоста: там у него вся сила! Перерубим хребет — значит, наш будет?
Подо дном лодки зашуршал песок. Я схватил якорь, прыгнул в воду и бросился к берегу. Отец сделал несколько взмахов веслами, выдернул их и схватил топор.
От напряжения у дяди посинели руки, налились жилы. Он стал медленно подводить рыбу к лодке, встав на нос и пропустив отца на корму. Я смотрел с берега, вооружившись багром.
Мы были мокрые, усталые, но не замечали этого. Сейчас добыча владела всеми нашими помыслами. Такого великана я видел впервые. А что если дядин превосходный крючок зацепился только за толстую губу чудовища? Ведь он может его вырвать вместе с мясом и уйти от нас!
Сначала показалась сомовья голова, потом — черный хребет. Сом был не меньше нашей лодки. Он шел без сопротивления. Шнур торчал из его пасти — значит, он заглотил жареную галку целиком и крепко сидит на крючке!
Дядя осторожно подтягивал донского великана к лодке. Вот сом очутился рядом с ней, подставив отцу хвост. Дядя кивнул, и отец со всего размаху ударил чуть выше хвоста. Сом взметнулся вверх, но его силы уже иссякли. Отец перерубил ему позвоночник Дядя спрыгнул в воду, обмотал шнуром сомовью голову и, выскочив на песок, крикнул мне:
— Помогай!
Мы выволокли тушу великана на песчаную отмель. Четыре коротких нижних уса бороздили песок.
— Хорош купчина! — усмехнулся дядя и с наслаждением растянулся на теплом песке.